Мой учитель и коллега по историческому цеху Борис Ермолаевич Андюсев недавно обнаружил в архиве воспоминания фронтовика Петра Матвеевича Вшивкова. В рукописи изложена трагическая судьба простого солдата от первого лица, и в каждой строке - боль за тех, кто погиб на войне.
Книга сшита из отдельных школьных тетрадей - всего 1062 страницы, написанных шариковой ручкой, со множественными грамматическими и орфографическими ошибками. Автор имел незаконченное начальное образование и только рабочие профессии, но глаз к жизни у него был меткий. Для удобства восприятия текст разбит на небольшие главки в сокращенном варианте, орфография автора полностью сохранена.
Страшный колодец
«На краю Красносельска мы подошли к колодцу, чтобы напиться воды. Когда сорвали крышку, то мы вместо воды увидили страшное. Полный колодец был накидан нашими советскими детьми в возрасте примерно от трех до семи лет…
А в колодце были такие малые дети мальчики и девочки, они не расстрелены были, а живыми накиданы задавлиные друг другом и верхние были замкнуты крышкой и заморенны смертью… От такого ужаса щемило сердце, поднималась пилотка на голове каждого бойца… Защемило сердца бойцов и офицеров от такого ужаса… Мы поклялись мстить врагам за них…»
Право нагана
«Вот тут его и разоблачили: сделал самострел в руку через хлеб, чтобы не Родину защищать от врага, а отлежаться в госпитале. А когда подвели к краю ямы, он был бледен, плакал и просил прощения. Но майор сказал: «Сырая земля простит. По изменнику родины огонь», - и выстрелил в него из нагана, тот упал его закопали. А мы сидели курили в ожидании санитарной машины».
«Тогда майор начальник медсанбата подошел к майору медслужбы, наставил на него наган, сам побелел и сказал: «Или прими раненых и окажи им помощь быстрее, или получай девять грамм. В общем выбирай любое или-или»…Только тогда тот приказал сестрам принять нас и помощь нам оказать».
Судьбы пехоты
«…шел навстречу нам, правее по другой тропе старший сержант, и вдруг как растаял, только был взрыв, видимо прямым попаданием в грудь ударил шальной фашистский снаряд. И от сержанта мы не нашли нечего, никаких признаков. Только подошли к тому месту, сняли шапки, помолчав пару минут, потом вздохнули. А капитан сказал» «Да вот так и бывают без вести погибшие».
«Потом опять бой. Опять пехота впереди. Пехота первая встречает всё. И пули и снаряды мины и бомбы, ибо суть в пехоте». «Для пехоты одно важно, преодолеть себя, встать и пойти вперед. Когда подадут красную ракету, не герои и не трусы, но в наших сердцах, у каждого наверно взволнованно бились сердца».
«Я по-первости не верил таварищам в то, что можно идти на ногах и спать на ходу. Убедился. Мне пришлось испытать самому. Ткнешся лбом товарищу идущему впереди тебя, проснешся, и сново засыпаешь …».
Каша будет после боя
«И среди них бежит один боец; в руке у него правой винтовка, а в левой руке полный котелок каши. «Брось кашу то хотя», - сказал старший лейтенант. Это был не русский боец, узбек и отвечал плохо по-русски. «Нэт таварышь старшай летэнан, моя кушать будем». Там кушать некогда будет, бой идет, слышишь? «Моя после боя будет кушат», и побежал вперед. «Вот настойчивый дьявол», - сказал другой офицер, капитан».
«В окопе было сыро, местами была на дне окопа вода. Рядом был не большой хвойный лес. Я со своим расчетом станкового пулемета наломали веток хвои, настелили на дно окопа, стало сухо и чуть теплее даже. Командир роты стукнул шутливо меня по плечу рукой и сказал: «Молодец, видать таежный парень, ты». «Так точно, товарищ капитан», - ответил я. И нашему примеру последовали все бойцы роты».
Мертвый поцелуй
«После боя лейтенант спросил меня: «А что сержант заорал ты так, что стобой случилось И я начал рассказывать как и что получилось. По ту сторону просеки лежал на спине убитый немец с расскинутыми в стороны руками и ногами и открытыми глазами. Глаза его были голубые или от морозу побелели. Я бежал быстро, запнулся нагами об его ноги, упал животом об его живот и от сильного удара каснулся своими губами об его губы, словно поцеловал мертвого фрица. Он был убит давно и от него уже пахло. И видимо от такой страшной брезгливости почемуто я заорал А товариши мои по разведке все смеялись и даже плевались»
Я вас сам расстреляю
«…Вечером нас молодых комсомольцев вызвал командир батальона и сказал: «Товарищи комсомольцы во главе с политруком, вы шесть разведчиков пойдете в разведку за языком».
И мы пошли в траншею, а как стемнялось мы поползли через нейтральную полосу на его сторону. Была хотя и короткая, но темная и теплая августовская ночь 1942г. Почти преодолевая нейтральную полосу стоит пятистенный на две большие комнаты дом он был расположен окнами к нам, а дверями к немцем. Да я его и из своей траншеи не раз видел…
…Вот тут то и получилась страшная картина. Мы услышали разговоры и автоматную стрельбу по дому, в котором мы были. Я пробежал в горницу спустился в подпол. И за собой хорошо и удачно закрыл западню. Тесно прополз по-над полом до завалинки к фундаменту, там была выкопанная ямка, я лег на спину в ту ямку, и меня было не видно. Потом взрыв затем другой. Затрещала и задрожала изба, зашумело и зазвенело в ушах. Я услышал немецкие разговоры, это фашисты заходят в дом, а в дому первой половине обрушился потолок.
Поперек под потолочной балкой лежал насмерть задавленный наш политрук разведгруппы. Потом слышу крик двух наших товарищей, затем допрос их и молчание после двух выстрелов из нагана. Потом слышу, заходят немцы в горницу, залепетали по-своему что-то часто. Потом покинули дом. Время было примерно час второй ночи. Я полежал минут двадцать пятнадцать, вылез из подпола, послушал, никого не слыхать. Я сказал себе тихо полуголоса «никого нет неужели один я остался». «Как один?» - полголоса сказал кто-то по-русски. И меня вдруг тут как жаром обварило, и как я от тряски дрожащими руками пальцев не нажал спуск автомата, удивляюсь. Я пригляделся, заметил лежащих своих погибших товарищей, двое лежало убитых немцем из нагана и политрука, задавленного потолочной балкой. Заныло, защипало сердце. «Выручай быстрее» прошептал товарищ. Он чудом спасся за дверями в углу избы. Значить ясно, что из шести разведчиков нас осталось двое всего.
Мы вернулись к своим, потом пошли к комбату. Мы доложили командиру батальона все по порядку. «Да, страшно было вам товарищи, сказал майор, комбат. Нам нужен язык. Но ладно, тов. бойцы сказал комбат, отдохните до вечера». Мы малость отдохнули поспали. А вечером нас обратно собрали шесть человек, снова добавили четверых других бойцов, дали задачу и мы пошли в траншею. Наступила ночь и мы пошли на охоту на задание. Подползли вплотную к фрицам, они открыли сильный огонь, и артналет. Такой сильный, что чудом удалось вернутся в живых только вчетвером, а двое погибли. Вернувшись, доложили комбату, потом отдыхали до вечера, а вечером нас оставшихся в живых вызвал командир батальона.
Добавили еще двоих, старшего сержанта и младшего политрука. Построил нас комбат, сам что-то не в настроении. «Приказываю сегодня вам разведгруппе достать языка во что бы-то не стало. Без языка не вворачивайтесь, не выполните приказание, расстреляю сам лично, понятно?» «Понятно», - повторили мы. Дождали темноты, поползли. Было очень темно и мы угодили в какой-то ложок. И по этой рытвине мы проползли, двое наших разведчиков наткнулись на мину и подорвались насмерть, а старшего политрука тяжело ранило и он через пару часов умер. Половину разведки утеряно.
Младший политрук, он был верткий, но небольшого роста, щупленький, и гоорит. «Я предлагаю ребята такое дело, обмануть фрица. Положить на дорогу часы и кисет с табаком с махорочкой. Как будто кто обронил. Как на наше счастье заметит фриц часы, он обязательно остановится и тут мы его сгребаем и в кусты». Потом мы слышим и даже видим, едет один. Немец на мотоцикле, но без люльки он заметил наши вещи лежавшие на дороге. И только он нагнулся за часами в это время младший политрук быстрым броском бросился на немца. Немец оказался сильнее и политрук попал под низ. Тогда старший сержант выскочил из тальника он сгреб обоих и быстро затащил в кусты. А в это мгновение решалась наша судьба в жизни. Мы связали немцу руки заткнули в рот кляп, слегка стукнули, чтобы лежал поспокойнее, до темна до ночи. Старший сержант шел впереди в дозоре, младший политрук вел гостя. А я шел замыкающим сопровождающим.
Но почти достигли еще до своей траншеи, немец дал минометный налет. И вдруг тяжело ранило старшего сержанта в обои ноги с переломом кости мы его затащили в воронку. Затем ранило политрука я остался один невредимым повел гостя. Политрук ранен за нами сзади за сопровождающего. Мы добрались до своей траншеи. Немцы прекратили обстрел. Мы сказали ребятам своим, они принесли раненого сержанта. А я повел гостя к командиру роты своей. Доложить о выполнении боевой обязанности и представить дорогого гостя. Мне дали фронтовую чарочку водки, я покушал, закурил и все подробно рассказал. Каким трудом чудом и страстью достался наш язык, за которого я позднее получил Орден славы третьей степени. Старший сержант орден Боевого Красного знамени. А политрук орден Красной звезды.
Май 45 года
«И когда дошли до моря, то у нас в роте осталось мало людей, всего четыре бойца, три сержанта три офицера и старшина… У нас в роте последним погиб боец Захаренко. не дойдя до моря в пяти шагах, а вообще в роте осталось личного состава одиннадцать человек из ставосьмидесяти человек за эти боевых одиннадцать бессонных суток».
Досье
Вшивков Петр Матвеевич родился в 1923 году в деревне Жербатиха Курагинского района Красноярского края в крестьянской семье. С 1941-го он был мобилизован в ряды РККА, где пробыл до 1947 г. Служил стрелком ручного и станкового пулемета. Воинские звания: красноармеец, младший сержант, сержант.
Подготовил Михаил МАРКОВИЧ
