Виктор Иванович Божуков приехал в Железногорск в сентябре 1953 года. Первое свое назначение он получил в УКСе ГХК, или, как тогда называли, почтовом ящике №20. Там он попал в горную группу, которая состояла всего из 13 человек.

Александр Васильевич Базин стал первым начальником, Евгений Андреевич Зубков его заместителем. Божуков же выполнял роль маркшейдера - вел учет всех горных работ. Был с ними и Олег Николаевич Фролов, практически все эти люди вошли в неофициальные учебники по истории Железногорска. Итак, слушаем рассказ Виктора Ивановича из серии «Как это было».

…1953-й. Навсегда запомнил я свою первую ночевку на новом месте. Приехал в субботу вечером, когда уже все ушли на работу. В общежитии нашем располагался жилотдел. Я туда сунулся - никого. Ночевать-то надо где-то. Уборщица мне сказала: «Ну что, сынок, вон столы стоят, на них и поспишь». Две ночи провел на столах. А в понедельник мне дали место в квартире на втором этаже. В большой комнате жило нас пятеро, пацаны-пэтэушники лет 15-16 и я. Комната наша была проходной. А в соседней маленькой жила семья начальника дворовой котельной. Стояла у нас в комнате еще одна кровать, на ней был прописан хирург. Потом-то он знаменитостью стал в городе, но на ночевку так ни разу и не пришел. Видно, было запасное место.

…В первую зиму, в 1954-м, поскольку я окончил гидротехнический факультет ленинградского политеха, меня назначили куратором водозаборных сооружений на Енисее. Объект специфический. Сама река условия создавала, да и для «горы» требовался гигантский объем воды. Через год меня перевели на горные работы, и я стал куратором строительства всех трех камер под аппараты. И так всю жизнь провел на строительстве промышленных объектов. Хорошо помню, как устанавливали первый «агрегат» (реактор) в шахту. Приходилось решать уникальные задачи, со вторым и третьим прошло уже проще. Мощных подъемных механизмов мы не имели, и пришлось использовать синхронно два 300-тонных крана. Надо было опустить тяжелую громоздкую конструкцию с миллиметровой, а вернее микронной, точностью, чтобы каналы совпали. Установкой руководил Платон Павлович Куваев, который позже стал Героем Социалистического труда. В сторонке стоял главный инженер монтажного треста и молча смотрел, как Куваев с семью классами образования, вооруженный только опытом и чутьем, руководил рискованной установкой. Как дирижер оркестром, так Платон Павлович управлял кранами. И выполнил задачу на отлично. Много позже, когда решался вопрос, кто поедет в Индию строить реактор, пункт «образование» не пропустил Куваева за рубеж…

…Зиму 1953-1954 годов запомнил навсегда. Я родился в Тверской области, учился в Ленинграде и к сибирской зиме оказался не готов и даже не представлял ее себе. Тогда температура опускалась до 53 градусов! Причем если в городе 50, на Прижиме уже 52, а спускаешься на лед, там все 53. Ветра вроде бы и нет. Солнечный ясный день. Если курит кто - дымок чуть отклоняется. И если он отклоняется тебе навстречу - через 15 шагов ты сам повернешься спиной. Лицо мороз не выдерживает - обжигает! Все время ходили в ватных брюках и ватниках. Позже выдали полушубки, стало легче. Особо приходилось присматривать за солдатиками бедными. Сюда часто и много присылали ребят с юга и Средней Азии, и они страшно мерзли. Те, кто служил второй-третий год, уже приспособились к морозам, а вот первогодкам доставалось. Приходилось им подсказывать, чтоб снегом или перчаткой они вовремя растирались.

…Первую зарплату получил 1200 рублей, так что жить было на что. Богаче жили только бывшие метростроевцы и те горняки, кто успел поработать на урановых рудниках. Им сохранили прежние оклады и еще добавили тем, у кого квартиры в Москве, - жилье закрепили за ними.

…А город менялся на глазах. Когда я приехал, в Железногорске была только улица Школьная - готовый квартал от Советской до Октябрьской в современном понимании. Дома в основном деревянные. Школа, столовая во дворе нынешнего универсама на Школьной целы до сих пор. Кинотеатр «Спартак», на Ленина два кирпичных здания - напротив кинотеатра и на углу с Октябрьской. Улица вся огорожена проволокой, потому что строили в основном заключенные, а для гражданских специалистов сделали проходы между колючкой. О бунтах или неповиновениях никаких не слышал. В 1953 году после большой амнистии многие уехали, и вместо них ввели солдат. А я попал на объект, который возводили зэка. Мне это было не в диковинку. До того на практике работал на Волго-Донском канале, там все делали заключенные. Так что обращаться с ними уже умел. Заключенные были заинтересованы в выполнении дневного задания - зачета. Если план сделан, то и срок шел день за три. Условия не считались дикими, часть зарплаты они получали на руки.

В зоне работали магазины. Не воспрещалось отсылать деньги родственникам, но требовалось разрешение начальника лагеря.

С пьянством строжились, но особого питья я не замечал. Если зэка попадался в нетрезвом виде, то терял все зачеты. Кому это интересно? Но случалось всякое. Заезжает бетоновоз (а тогда «миксеров» не было - возили кузовные машины), к нему подбегает пара заключенных. Шофер глазами туда-сюда, за веревочку вытягивает из бетона мешочек с водкой. Однажды попался солдат, он возил на легковушке начальника хозяйства. Открыли багажник, а там ящик (!) цветочного одеколона. Тут же сняли водителя с машины.

…Режим в Красноярске-26 был строгий. Без уважительной причины город покидать запрещалось. Заявления на выезд подтверждались записками руководства. В отпуск, правда, отпускали, а если человек отказывался, компенсировали отдых рублем. К лету случались вспышки полиомиелита. Тут же вводился карантин, и без медицинского освидетельствования из города не выпускали.

Трудно было родственникам попасть к нам. Приезжали по заявлениям, перед встречей с нами проводились собеседования в режимном отделе - что можно говорить, а каких тем лучше избегать. Первые годы, пока отсутствовала колючка на сопке за медсанчастью, на деревьях висели таблички «Закрытая зона. Проход запрещен». Но мы туда за грибами свободно ходили. В год, когда появилась колючая проволока, там же, на сопке, сделали калитку. А выпросили ее себе охотники! Дичи было много - козы, тетерева, зайцы. Так что ружей в городе хватало. Вот через калитку и ходили на Кресты. Потом ее убрали. Проложили еще один ряд проволоки, сделали контрольно-следовую полосу, и наряды, обходившие колючку, покрикивали на тех, кто находился снаружи: дескать, отойдите от зоны и держитесь от нее подальше. Даже понаставили ракетные растяжки. Потом, когда режим ослабел, молодежь даже подкопы под колючку делала.

Помню, первые два года было не попасть в баню. Работала она одна, на Майке. Автобусов нет, хочешь помыться - лови попутку. Пока туда-сюда съездишь, не рад, что и помылся. Город очень ждал, когда же достроят баню на Октябрьской. Наконец настал торжественный день открытия. Полковник Михаил Озиранский, который тогда командовал строительством, счел, что крыльцо не достаточно украшено, и велел установить справа и слева от входа два белых шара диаметром в метр. Городские остряки тут же связали эти шары с фамилией полковника в неприличном словосочетании. Но смеялся тогда весь город, хоть это и не напечатаешь.

…Улицу Ленина застроили тогда до Байкала, который был настоящим таежным ручьем - кривым и бурным. Все русло и склоны заросли черемухой. За Байкалом городской застройки не было, а стояла строительная база. Там располагалась вторая железная дорога, примерно до Маяковского. 33 квартал застроили деревянными домами, на Северной стояли двухэтажки. На Горького - начальники в коттеджах и частных домиках, и так до Северной, где жили горняки. В здании, где сейчас суд, разместилось общежитие ГХК, а рядом общага горняков. На перекрестке Школьной и Октябрьской стояло четыре каменных дома. В одном телефонная станция, называлась «Сокол», напротив контора ПСО-20, там, где сейчас банк, - общага, а напротив нее гостиница. Но ее полностью заселили - жить просто негде было.

…Я курировал строительство нашей дамбы. Ленинградский проект предусматривал обустройство основания - убрать торфяной слой, а намывать грунт должен был земснаряд. Поставить его предполагалось у холма, где сейчас стоит стела строителям. Весь холм планировалось срыть, чтобы на город открывался лучший вид. Но для этого надо было обустраивать гигантский пруд для земснаряда. Выкопать котлован, протянуть водовод длиной больше километра, насосную станцию, электроподстанцию ставить. Куча работы!

От строителей дело вел Олег Анциперов. Мы с ним посоветовались, да и развернули дело в другую сторону. Поставили земснаряд прямо в русле Кантата! И получилось, что мы оказались правы. Главный инженер нас поддержал. На этом деле сэкономили миллион рублей! И вот стоит наша дамба до сих пор.

…Между прочим, я один из первых жителей четвертого этажа в Железногорске! Слева от «Спартака» возвели первый четырехэтажный дом. И мне дали комнату на последнем этаже в 4-комнатной квартире. Я ж перед отъездом в Сибирь женился, и поэтому мне дали отдельную комнату, но я продолжал до приезда супруги жить в общаге. В квартиру свою недели две или три даже не заходил, а смысл? Четыре стены - ни стула, ни стола, ничего. Наконец зашел как-то, а по стенам вода течет! Осенью не продули батареи, и они перемерзли.

Первой мебелью стали два стула, их я купил в магазине на Прижиме. Через весь город с ними тогда ехал. Оттуда же бочку из-под меда привез домой. Потом солили в ней капусту. Один стул до сих пор живой! Во какая мебель была! Железную кровать мне дала комендант общежития, а первый диван купила уже жена, когда приехала сюда. С тех пор нас начали обеспечивать мебелью, так сказать, централизованно. Помню, мне по талону достался шифоньер, чуть ли не дубовый. Тоже бессмертный, сносу ему не было.

…Понятно, что жизнь не только из радостей состояла. Смерть ходила рядом, и порой страшная. Помню, пожар был в шахте на 120-м объекте. Делали подстанцию мощную, двухэтажную. На один этаж завезли оборудование, но транспортную упаковку не сняли. Так оно и стояло в деревянных ящиках, бумагой проложенное. А на верхнем этаже работали сварщики. И, видимо, искра провалилась через перекрытие. Шахта, закрытое помещение, задымление, подходов нет… Температура такая, что бетон начал отслаиваться от арматуры! Пока не выгорело все, потушить не удалось.

Еще один пожар помню, незадолго до окончания работ в первом цехе. На 232 улице была заброшенная шахта, в которой устроили склад лакокрасочных материалов. Дежурили там солдатики. Похоже, включили электропечку, короче, пожар. Огонь пошел наверх, а там 32-й железнодорожный туннель. Два этажа перекрыты плитами, обернутыми в бумагу, - для огня самая пища. И пламя пошло в сторону седьмой камеры, где стояла целая платформа баллонов с кислородом и ацетиленом. Очень боялись, что будет взрыв, но повезло.

…К какому-то торжественному дню электрики во Дворце культуры поднимали люстры в зале. Одну установили спокойно, а во время монтажа второй лопнул трос лебедки. И она ухнула из-под потолка об пол. Проломила покрытие, половина подвесок разбилась вдребезги и разлетелась по всему залу! И всю ночь несколько вызванных бригад электриков и строителей собирали и клеили осколки, а еще несколько шерстили все склады, где могли быть люстры с подвесками, и безжалостно их сдирали ради главного праздничного светильника.

***

Год назад я стал записывать свои воспоминания и систематизировать их, но сейчас сомневаюсь - а стоит ли? Вроде книгу издавать не собираюсь, а лишней славы мне и не надо…