Объявленная пандемия коронавируса Covid-19 скорректировала многие планы. Отменены или перенесены на неопределенный срок массовые мероприятия, зависли акции, застопорились проекты. В частности, затормозился проект нашей газеты «МЫ», посвященный 75-летию Великой Победы, - его непосредственные участники - школьники - отправились на каникулы и, мягко говоря, на время выпали из процесса. Поэтому журналисты «Горожанки» решили собственноручно перелистать газетные материалы 10-30-летней давности, в которых рассказывается о судьбах железногорцев-ветеранов Великой Отечественной войны.
 

Целью нашего проекта является погружение современных школьников в истории героев газетных публикаций. Нам хотелось дать возможность представителям другого поколения проанализировать, прочувствовать, образно прожить события тех страшных лет.
Но пока ученики сидят по домам и по возможности готовятся (хотя бы морально!) к дистанционному обучению, я решила стать не только куратором проекта, но и его участницей. Тем более что фактически тоже являюсь представителем иного поколения - поколения 70-х.
Для своего погружения я выбрала статью от 4 мая 1995 года из цикла «Дети войны», в которой железногорцы, чье детство пришлось на военные годы, вспоминали, как находились в оккупации, концлагерях, мучились от голода и холода.
 

Вместо чипсов - картофельные очистки
 

Семья ветерана Горно-химического комбината Тамары Васильевны Филевской, когда началась война, жила в Иваново. В 4 классе Тома и ее сверстницы уже умели пользоваться противогазом, оказывать первую медицинскую помощь, перебинтовывать и дежурили возле раненых в госпиталях. А еще героиня вспоминает, как старательно выводила круглые буквы в тетрадке, когда вместо сочинения на тему «Как я провела лето», писала под диктовку солдат письма их родным.

Эти двенадцатилетние девчонки рано стали взрослыми и самостоятельными. Мамы не будили их по полчаса перед школой, стягивая теплые одеялки с ножек, дети просыпались сами, причем на рассвете. Потому что знали - тем, кто встанет позже, не достанется ни молока, ни творога.

«Приближалась зима, - вспоминает женщина. - И чтобы хоть как-то заглушить голод, мы несколько раз в день грели самовар, заваривали какие-то травы кипятком и пили как чай. Но есть хотелось все равно. В школе давали дополнительно в большие перемены булочки по 50 граммов. Я съедала, а старшая сестра всегда несла ее домой, чтобы подкормить маму (она ведь кормила грудную Танечку). Купленную задорого картошку на рынке мы съедали полностью. А сушеные картофельные очистки перемалывали и пекли лепешки.

Мама была очень худая и казалась в свои 39 лет очень старой. Потом она говорила, что были такие приступы отчаяния, когда хотелось покончить все страдания разом - натопить печку так, чтобы мы все погибли от угарного газа. Но удержалась...»
 

Корова страшно ревела
 

Из воспоминаний ветерана Управления рабочего снабжения Нины Петровны Ермоленко:

«C первых дней войны над нашей деревней ежедневно летали самолеты, бомбили, слышался грохот орудийной стрельбы: приближался фронт, было страшно.

Однажды нас привели в какое-то село и заперли в большом сарае с сеном. Принесли сырую брюкву, свеклу, капусту. Все были голодны и сразу набросились на еду. Мы тоже потянулись за брюквой, но мама нам не разрешила. И правильно сделала. У тех, кто не сдержался и наелся сырых овощей, началась страшная реакция, некоторые дети умерли…»

Думал, умерли
 

Из воспоминаний Николая Константиновича Чибисова:

«С начала войны у нас почти не работало радио, не было газет, не было

Мы с ребятами договорились убежать. Разработали план - разбежимся с большака в разные стороны, из одного пистолета всех не перестреляют. Дождались, когда лошадь финна начала вязнуть в глубоком снегу, и рванули в разные стороны. Не смогла убежать только Варя Тулупова. Финн поймал ее, нарисовал ей на груди звезду и застрелил. В ужасе прибежал я домой. Вижу мать на полу, а рядом с ней братик, которому не было еще и года. Думал, что умерли. Облил их молоком из ведра. Мать очнулась и закричала: «Коля, уходи! Немцы забрали отца и корову!»

Матрасик не просыхал
 

Фашистские концлагеря предназначалась для уничтожения целых народов, поэтому оснащались душегубками, газовыми камерами и крематориями. Существовали специальные лагеря смерти, где ликвидация узников шла непрерывным и ускоренным темпом. Отлаженно работал конвейер, превращавший в пепел по несколько тысяч человек в сутки. Майданек, Треблинка, Освенцим…

Таисия Алексеевна Боталова, в прошлом управляющая отделением Сбербанка в Железногорске, провела девять месяцев в концлагере вместе с мамой:

«До сих пор меня пробирает дрожь, когда я слышу сигнал тревоги ПВО. Наш лагерь в несколько рядов был окружен колючей проволокой под током, освещался прожекторами. Каждый день мы недосчитывались кого-то из соседей по бараку. В нашей секции размещалось угнанное из СССР гражданское население - русские, украинцы и белорусы, семейные и одинокие.

В лагере нас почти не кормили. Пищу для заключенных немцы готовили в специальном помещении. В определенное время мы приходили на кухню со своими мисками, нам плескали туда какую-то черную бурду. Мы осторожно несли ее через грязь в свою секцию, боясь упасть или расплескать. Съедали ее всю до капли, сидя на нарах. Стола в бараке не было, не было и туалета. Нужно было выходить на улицу, ночью вообще нельзя было выйти. Я спала на верхних нарах над мамой, и не всегда хватало терпения продержаться до утра. Мне было всего 6 лет, и мой матрасик не просыхал. От голода, холода и непосильной работы люди умирали на глазах, а иногда просто исчезали. Совсем ослабевших и мертвых грузили на баржи и топили в реке. На наших глазах утопили две баржи. Потом построили крематорий. Когда нас освободили, мы ходили туда на экскурсию. В одном из отделений я видела горы волос. Прежде чем сжечь человека, у него остригали волосы. Это невозможно забыть...»
 

Только губы дрожали
 

Мария Алексеевна Новикова находилась в немецком концлагере с 12 до 15 лет.

«Привезли нас в Германию грязных и измученных. Мы жались к родителям, боялись, что разлучат. Первым право выбора было предоставлено хозяевам с ферм: они брали мужчин и более крепких одиноких женщин. Отец попал к какому-то хозяину в поселок Вильгхайм, а мы с мамой немцу были не нужны. Оставшихся, не разобранных фермерами женщин с детьми отправили в качестве рабочей силы на фабрики. Мы с мамой попали на фабрику резиновых изделий, которая выпускала резиновую обувь, диэлектрические и медицинские перчатки. С ровесницей-подружкой мы старались выполнять работу аккуратно и правильно, но не всегда это удавалось, ведь мы были детьми и не знали языка. За что получали затрещины и пинки. Было обидно до слез, но мы не плакали, только губы дрожали. Мечтали, что доживем до победы, и нас освободят. И этот день пришел! Ночью услышали крики: «Рус, рус, немцам капут!» Выбежали из барака, видим - на шоссейной дороге американские танки, бежим к ним, плачем: «Братья, братья пришли!»

...9 мая для меня второй день рождения. Все время плачу. Жалко и себя, и всех, кто погиб…»
 

***
 

Есть такое расхожее выражение: «И врагу не пожелаешь». Это когда тебе совсем худо, но в виду своего неземного великодушия, ты не желаешь подобного даже своим недоброжелателям. За свои 48 лет я читала много статей и литературы, видела множество фильмов и передач о войне, но когда вот так, пускай и по работе, окунаешься в чью-то конкретную боль, кровь стынет в жилах. И хотя тех самых фашистов, о которых идет речь в статье, давно уже нет в живых, но в какой бы параллельной вселенной они не находились, желаю им тех самых страданий, на которые они обрекли тысячи, а то и миллионы невинных детей. Детей войны!
 

Маргарита СОСЕДОВА

 

В Красноярском крае проживает более 135 тысяч человек, чье детство пришлось на годы Великой Отечественной войны. В Железногорске горожан, имеющих статус «Дети войны», 6942. В 2020 году они получат памятный нагрудный знак и единовременную выплату - 3000 рублей - из краевого бюджета в честь 75-летия Великой Победы.