Первое ощущение от общения с Владимиром Губаревым – это нечеловеческая, всепоглощающая профессиональная зависть к журналисту, которому судьба отмерила знакомство с Папой Римским и Юрием Гагариным, цветом советской ядерной и космической науки, принимать участие в запусках орбитальных аппаратов и видеть мирные атомные взрывы. И все это уместилось в одну человеческую и профессиональную жизнь. Хотите послушать?
Белые и красные
- Знаете ли вы, что Анатолий Петрович Александров (директор Института атомной энергии им. И.В.Курчатова, один из отцов атомного проекта) был глубоко несчастным человеком? Всю свою жизнь боялся Лаврентия Павловича Берию и спецслужб. Боялся страшно, потому что помимо того, что был трижды Героем Социалистического труда, являлся еще и кавалером ордена Святого Георгия трех степеней! Он служил в белой армии, бил комиссаров, а спасла его девушка-комиссарша. Она отпустила его, и он закопал на берегу Днепра три своих креста и навсегда забыл это место. Поэтому каждый раз, встречаясь с Ефимом Павловичем Славским, который, как известно, воевал в Первой конной армии Буденного, министр Средмаша всегда говорил: «Я ж тебя, белого, бил!» Страх наложил отпечаток на всю жизнь Александрова, он всю жизнь мучился - известно ли это Берии? А Берия знал все. Я к чему вспомнил Александрова, потому что он всегда гордился тем, что сделал вот здесь, у вас. Он гордился тем, что заменил 5 заводов, которые планировалось разместить в основном на Волге, были выбраны площадки, отданы первые распоряжения – я видел документы. А он сумел убедить Берию построить комбинат здесь. Возвести два реактора в центре Сибири. Об этом хорошо сказано в фильме местного производства «Скала». Совершенно верно замечено в нем, что во многом производство плутония решило стратегический план - достичь паритета к 1972 году. Слава этого предприятия очень своеобразна. О нем нельзя было говорить, и правильно. Потому что американцы действительно не знали до горбачевского времени, что здесь происходит и сколько здесь производится.
Делайте музей
Что мне понравилось? Во времена Ельцина, когда он тут подписывал на коленке всякие судьбоносные бумажки, комбинат начали гнобить. Казалось бы, все обрушилось на ГХК. Даже Евгений Ильич Микерин (!) однажды мне сказал: «Все! Надо закрывать и делать музей. Производство закрыть, «гору» закрыть». И вот почему меня тянет сюда? Я очень люблю крепких ребят. И у вас такие есть. Немного, но есть. В основном те, кто прошел школу Средмаша. И в первую очередь я бы назвал двух томских ребят, которых судьба забросила сюда. Однажды я был у Рябьева, с которым у нас прекрасные отношения. И он сказал: «Я часто бываю в Железногорске. Люблю этот город. Но тоже не вижу будущего у комбината, но вот Гаврилов видит». После этого разговора была длинная пауза и в наших разговорах, и в моих отношениях с Росатомом. А потом настало 25-летие Чернобыльской трагедии, и я сделал фильм о нем. Там была вся правда о катастрофе. В России его не увидели, но переведенный на английский, французский и немецкий, он попал в ЮНЕСКО, в ООН, в Европу, и этот фильм обернулся для Росатома и ростом авторитета, и финансовым ростом. Видимо, после этого меня и пригласили сделать фильм об атомной отрасли. Серий 20. Одна из них, естественно, была о ГХК. Так я первый раз попал на Горно-химический комбинат. Вот тогда мы подробно поговорили с Гавриловым о будущем. Средмашевец он и есть средмашевец. Очень четкие представления о прошлом, а главное – задумка о будущем. Он ясно изложил свою позицию, обозначил, чего хочет добиться. Побывали в «горе», и там несколько человек также поделились своими мечтами. Скажу честно, мне они показались неосуществимыми. Прошло несколько лет. Я приехал на юбилей Уральского ядерного центра и всей ядерной отрасли. Мы сидели и выпивали, и вдруг некто Гаврилов сказал: «А у нас есть новое». «Ну, что?» – спросил я. «МОКС-топливо» - «Не может быть!» - «Приезжайте, смотрите». И я прилетел.
Зараженность оптимизмом
- В этой поездке есть великая вещь. Я заразился оптимизмом, потому что увидел два производства. Суперсовременное спутниковое и не уступающее ему производство МОКС-топлива. Я провел эти дни в будущем! Увидел современное предприятие, оснащенное суперсовременным отечественным оборудованием, простите за парадную фразу. Но она не точна. Не просто отечественное, это оборудование сделано здесь и сделано ребятами, которые работают здесь. И эти ребята совсем не старые. Люди, с которыми мы разговаривали, это мужики за 30, у которых глаза горят, как у моих студентов. И которые занимаются своим делом так, как говорит их директор: «У меня специальность и хобби совпадают». И я вам ответственно заявляю, что мы видели технологии и оборудование, которых нет в мире ни у кого. Чтобы делать такие вещи, нужно иметь очень хорошее образование и желание их делать. И я повторюсь, это будущее. МОКСа в нынешнем виде хватит минимум на 30 лет. Но видно, что завтра комбинатовцы придумают еще что-нибудь. Это будущее города, будущее комбината, будущее страны. Сейчас у вас выборное время, непростое. Но думаю, не ошибусь, если скажу, что работников ГХК обещаниями не задуришь. На популизм они не купятся. Я повторюсь, в этом городе есть люди правильной закалки, еще минсредмашевской. Они не дали городу погибнуть в перестройку, помогут развивать его дальше и сейчас, и завтра.
МОКС, Армстронг и дискуссии
- Есть одна вещь, которую мы должны понимать. Атомная энергетика переживает глубокий кризис. Ни в Японии, ни во Франции, ни в Америке не знают выхода из него. Это связано с ОЯТ и авариями на АЭС. И меня коробят общественные дискуссии, которые проводятся здесь. Не потому, что люди не должны высказываться. Я не люблю невежественных людей, а с моей точки зрения, XXI век – век невежества. Оно проявляется в самых разных формах. Достижения науки затуманили мозги человека, и он уже не понимает достижений прогресса. В ядерной физике очень важны новые идеи и новые решения. Проект МОКС-топлива - это выигрышная вещь, это принципиально новый выход. До сих пор ядерная наука вела в тупик, теперь есть выход. Комбинат в своей истории совершил два прорыва. Первый - когда произошел переход на принципиально новый реактор, а сейчас – МОКС-топливо. Замыкание ядерного цикла может оказаться не хвостовой частью обращения, а мостом в будущее. Это решение энергетической проблемы на 300-400 лет. Уран все равно кончится. Добудут все остатки из отвалов, но урана не станет. Рециркуляция - это выход! А об общественных слушаниях я могу вам рассказать целую историю. Было время, когда говорили: «Слушания проводились, чтобы физики не зазнавались!» Мне даже доводилось их проводить. Первые были в 1959 году после статьи в «Комсомолке»: «А не рано ли заигрывать с Луной?» Это когда мы послали первую ракету к Луне, промазали и назвали ее планетой мечты. Кончилась эта дискуссия через 10 лет полетом Армстронга. Такая судьба характерна для всех дискуссий. О них очень быстро забывают, как только появляются реальные достижения. Самые большие споры вокруг ядерной энергетики были в Армении, после Спитакского землетрясения. АЭС закрыли, несмотря на то, что станция прошла через катаклизм без повреждений. А через несколько лет я ехал на ее вторичный пуск. За это время в Ереване сожгли все парки и сады, все плинтуса в квартирах и т.д. Так вот, по пути милиция отдавала честь нашему кортежу!
Поразительный солдат
Знаете, две аварии затронули весь мир – Чернобыль и Фукусима. Это человечество будет помнить всегда. В этом соль. «Гора» в этом отношении в лучшем положении, потому что человек, который идет в «гору», понимает, что в случае чего – может и не вернуться. Это повышает дисциплину. К счастью, есть опыт военный, потому что там, где управляют гражданские, там обязательно расхлябанность и дискуссии! Это жестокие уроки, которые есть. Я вам объясню, что такое общественность. В первые дни аварии на Чернобыле надо было давать детям йодистые препараты. Отравили примерно 5 тысяч детей, потому что давали пить йод. Это и есть общественность. Вместо профессиональной защиты – самодеятельность.
А знаете, что меня поразило у вас сильнее всего? Солдат в караулке. Он на посту смотрел канал «Наука»! И не скучал, и по его глазам я видел, он понимает, о чем ему говорят. Я думаю, он останется работать на комбинате. Вот только подучится.
Записал Михаил МАРКОВИЧ
[досье]
Владимир Степанович Губарев - русский и советский писатель-фантаст, драматург, журналист. Лауреат Государственной премии СССР (1978). Член КПСС с 1959 по 1991 год.
Родился в 1938 году в Белоруссии в семье военачальника. Окончил МИСИ имени В.В.Куйбышева в 1960 году. В 1962-м вышла первая книга «Дорогами Вселенной». Работал журналистом в газетах «Комсомольская правда» и «Правда», освещая актуальные вопросы науки и освоения космоса.
26 апреля 1986 года первым из журналистов оказался на месте Чернобыльской аварии - уже через несколько часов после серии взрывов, где и провел следующие 40 дней. Под впечатлением от увиденного написал пьесу «Саркофаг», которая была поставлена в 56 театрах мира и имела огромный успех, особенно в Японии. В Великобритании пьеса была отмечена театральной премией имени Лоуренса Оливье.
В 1988 году большой общественный резонанс имела статья «Сады Ватикана», где впервые в советской партийной периодике сочувственно освещалась история римско-католической церкви. Статья была отвергнута редколлегией «Правды» и, тем не менее, опубликована в главной коммунистической газете СССР по личному указанию Михаила Горбачева. В 1991-м Губарев ушел из «Правды» в знак протеста против передачи прав на ее издание семье греческих предпринимателей Янникосов.
Губарев - автор 6 пьес (все они были поставлены на Родине и за рубежом), множества интеллектуальных и научно-популярных работ по проблематике освоения космоса, научного прогресса, ответственности науки и ученых перед человечеством. В серии книг «Судьба науки и ученых России», которые пишет Владимир Губарев, вышла уже 14-я, под названием «Атомная бомба». В ней впервые представлена подлинная и объемная история создания ядерного и термоядерного оружия в нашей стране. На канале «Культура» российского РТР Губарев вел цикл передач «Реальная фантастика».
