30 октября в России отметили День памяти жертв политических репрессий. Накануне печальной даты «ГиГ» встретился с Галиной Вдовкиной, деда которой раскулачили в 1931 году, а она испытала на себе последствия сталинских репрессий.

Галина Максимовна родилась в 1946 году в бараке для ссыльных в поселке Артюгино Богучанского района.

- Мой дед по линии отца Шипунов Григорий Филиппович в Первую мировую войну попал в плен и пробыл в Германии шесть лет, - рассказывает женщина. - Затем вернулся домой на Алтай, в родную деревню Новошипуново. За время плена он смотрел и запоминал, как немцы ведут подсобное хозяйство. И стал воплощать эти знания на родной земле.
Какие новшества он применял, не знаю, но дело спорилось, и дед разбогател. По воспоминаниям отца, у них были коровы, лошади, своя мельница и различное оборудование.

Революция к тому времени уже отгремела. А так как дед в колхоз не вступил, то нашлись охотники и до его добра. Первым делом в 1928 году его лишили избирательных прав. Так поступали с теми, кто использовал труд батраков, о чем есть запись в архивной справке. Потом ее получила моя тетя, она делала запрос в Госархив Алтайского края.

В то время кулаками называли тех, у кого были наемные работники и большое хозяйство, то есть всех зажиточных крестьян. А донос на деда написал его родной брат, состоявший в коммунистической партии.

Сам процесс раскулачивания проходил, как в большинстве случаев того времени. Приехали чекисты, практически не дав времени на сборы, объявили о решении партии, затем всех увезли. Собственность конфисковали, она перешла к коммуне «Алтаец». Это дом, крытый тесом, четырнадцать с лишним десятин посевных площадей, 61 единица скота, из них семь лошадей, косилка и молотилка. Дом оценили в полторы тысячи рублей, а имущество в четыреста.

Деда с семьей, всего десять человек, переправили в поселок Мунтуль Богучанского района. Привезли осенью, уже начинались холода, а кругом тайга. Первую зиму провели в землянках, а весной начали строить бараки. Позже, когда отец женился, его определили в плотбище Артюгино.

Семьи ссыльных размещались в одном бараке, разделенном занавесками вместо стен. Мама рассказывала, что когда я родилась, с нами в бараке жил рабочий-туберкулезник. Вот из-за него у меня с детства туберкулез глаз и развился.

Когда мне полгода исполнилось, переехали за 300 километров в поселок Стрелка-на-Ангаре. Тоже в барак, но поделенный на квартиры. Думаю, что разрешение на переезд получили из-за моего здоровья…

Работа на лесозаготовках и сплаве была тяжелейшая, ведь пилили ручными пилами, бензиновые появились много позже. На плохое отношение к семьям раскулаченных отец никогда не жаловался, но не забывал, как с дедом поступили, поэтому хозяйство заводить не хотел. Мама ворчала по этому поводу, а он отвечал, что у них государство однажды уже все забрало - он не хочет повторения.

Папа - передовик производства, отработал в лесной промышленности 38 лет. За время войны получил две медали как труженик тыла. Несмотря на тяжелую жизнь, у отца не пропадала тяга к самообразованию, хотя он окончил всего два класса церковно-приходской школы. Все доступные газеты читал и наши школьные учебники, особенно любил географию и историю. И еще мне помогал задачи по математике решать. С детства помню широко распространенное мнение, что детей раскулаченных не принимали в институты. Может, кого-то и не принимали, но у моей тети, например, дети отучились. А когда мои младшие сестры в школу пошли, гонений вообще не было.

Нигде и ни в каких анкетах не приходилось писать, что в семье были раскулаченные. Единственное, мама долго никому не говорила, что она финка по национальности. Их ведь с 30-х годов тысячами из родных мест высылали. По-русски очень хорошо говорила, так что никто и не догадывался.

Дед умер в 1946 году, мамы не стало в 1990-м, папы - в 2001-м. И пока он был жив, отказывался общаться со своим дядей и его детьми за то, что тот на родного брата донес. Вся семья была реабилитирована в 1996 году. А с меня сняли статус репрессированной только после выхода на пенсию в 2002 году на основе документов отца…